Запах рисованых лип - Scent of drawn lindens

[Ahriman_Aconite]

Автобиографическая серия зарисовок о Мечтателе и Вершителе - двух противоположностях, фактически о непредсказуемой природе и выверенном счастье технологического мира, лишенного всяких неточностей и сверхплановости. В свое время я собирался написать две серии: Запах рисованых лип - повесть о Мечтателе, который привык видеть в мире все свежим и ярким, который внимателен к деталям и который живет с вдохновением в сердце, - и вторая серия - Пыльные крылья бабочек - история человека мятежного, человека борьбы, человека, давным-давно разуверившегося в сказках и знающего только сермяжную правду жестокости людей и жизни, повесть о Вершителе.
Читая эти серии, вы столкнетесь со множеством вопросов, на которые вам искать ответ самим, потому что так было задумано. Я сам еще не знаю, чем все закончится - работа с людьми и работа с персонажами - это подразумевает непредсказуемость, и куда нас она выведет, я сказать заранее не смогу. Но я знаю только одну истину: работать с людьми, перевоплощаться в них, пропускать через свою кровь и свое сердце - это чего-то да стоит, пусть даже не всегда получаешь благодарность. Но, откидываясь назад на спинку стула и поглядывая на белые закорючки на черной бумаге - понимаешь, что это чего-то да стоит. Что ты, как наркоман, только что выкурил минимум сорок доз...
Впрочем, растаман ведь всегда свое найдет!
А сегодня - знаменательный день. Отдельным постом начинается серия Пыльные крылья бабочек. Но мы не прощаемся с Запахом рисованых лип: Мечтатель возвращается почти прежним, теперь чуть задумчивее, но от этого не менее узнаваемым. Он радуется первым каплям дождя в ночь. Он сажает на рюкзак черного игрушечного кота, чтобы показать ему ритоны восточной сказки. Он подбирает тюльпаны просто потому, что у каждого Маленького принца должна быть своя роза. Но Мечтатель не любит розы - избитые, надменные цветы особняков и королей. Довольно много страниц
Запах рисованых лип
30 мая 2007 – нынешнее время
Введение
Что за история эта сказка - судить вам. У нее нет ни смысла, ни связи, но обратите внимание на название - Запах рисованых лип. Я надеюсь, что вам будет интересно следить за развитием этой странной истории.
(Остановки)
Это будет городская сказка. Легенда ночного города, правдивые истории-заметки-описания о том, что никогда не сумеет вместить Мазендеран и история Аримана. В этом городе живет один странный человек, по имени Мечтатель. Он видит слишком многое. Он придумывает и фантазирует. Он живет. Не думаю, что в этом будет смысл, но это станет чем-то типа городской сказки, где город - действующее лицо. Сейчас перед вами одна из заметок ночного города.
(Просто живи)
Просматривая почту, увидел сообщение то ли от Rennteya, то ли от Ice_Princess_Melody, где говорилось, что у соседей приходит кормиться лиса. И, поскольку настроение, как всегда, романтичное, а еще хочется чего-то написать, написал такой очерк о Мечтателе. Кстати, поскольку я не мог в самом начале сказать, в чем смысл заметок о Мечтателе (сам не знал попросту), то сейчас у меня есть на этот счет одна идея. Вся серия заметок – одна сплошная загадка: отгадки в самом тексте. Все они ведут к тому, что будет в конце, и здесь смысл только в том, догадаетесь вы или нет, чем все завершится. Это не просто серия красивых описаний, это своеобразная история. Экшна тут нет. Это городская сказка, можно сказать, что ни о чем. Но смотрите внимательнее. Тут даже может быть смысл. Каждый видит по-своему.
(Осенние листья печали)
Очередная глава рассказа, на сей раз сюда попал еще один герой. Не буду говорить, есть ли у него прототип или нет, так как любой рассказ - отражение реальности, а события в рассказе самые что ни на есть реальные. Может быть, щедро сдобренные выдумкой и описаниями. Решать вам. Я сам не знаю, куда заведет повествование, мы с вами в равном положении: вы читаете это все как новые выпуски журнала, а я сам перечитываю, как напишу. Иногда оно кажется мне удивительно знакомым и даже моим, хотя что же иначе оно есть?

Ходынка
Это было огромное, большое дерево. На его сучьях были маленькие, еще полупрозрачные, дымкие зеленые листья. Видимо, он только распускался, приходил в себя после долгой, морозно-трескучей зимы.
Листья были как те, что мама кладет в салат. Дуб. Поздний в этот раз. Из его кроны вдруг вылетела стайка шоколадных, янтарных, лазуристо-ярких бабочек и с птичьим хлопанием разнеслась по всему полю.
"Один, - подумал он. - Один в поле".
Раскидистый. И весь в желтых цветах. Все еще нет листьев, ну и...
- Так, хорош уже. Ты так и застыл у этого куста.
Он перевел взгляд на те ранние весенние деревца, усыпанные желтыми цветами с четырьмя лепестками, поморщился. Дуб. Как может быть жизнь на этом пустом поле, словно вытоптанном миллионами дождевых капель? Нет, жизнь была. На поле он нашел также ростки ясеня, и теперь думал, откуда принесло семена. Дуб хоть как-то занимал напитанную кровью землю. Он чуял это. Здесь лилась кровь. Вся Москва на крови и костях, но, видимо, здесь было еще более мерзко от изобилия новостроек, чьи пустые окна горели могилой ночью. А в небольшой рощице, обнесенной бетоном, были руины, и белки бегали по стенам, перескакивая с арматурин на иссеченные ножами березы.
Ходынское поле, как кладбище у дороги поздней ночью, где первые кресты покрыты дорожной пылью и запахом выхлопов.
-Как тебе здесь?
-Мертво.
Он потянул ее прочь, в Москву, невольно убыстряя шаг. Даже асфальт не мог скрыть от него его окровавленные древней кровью ноги. Она не въелась, не впиталась. Она повисла злостью в воздухе.
Остановки
Когда он подходил к остановке, автобус в весеннем сумраке плыл к нему, как маленький дом, освещенный, самостоятельный.
Теперь он немного напоминал гондолу, которой правят по черному асфальту вод. Автобус притормозил, гостеприимно распахивая двери.

Он стоял на остановке. Автобус должен был вот-вот подойти, бесшумно притормозив возле пока неживого дуба, который только начал чувствовать приближение весны.
Он остро чувствовал настроение и дыхание города. По ночам зимой город был рыжим, рыжим был и снег под колесами машин, фонари, проржавевшим казался Суворовский парк, темневший возле двух остановок. Весной город был уютно теплым, озорным, зеленым, дороги отливали в черноту, влажную от машин, которые по ночам поливали город. Парк был сероватым с зеленью, блестящим листьями и серыми цветами, которые с рассветом наливались солнцем, стирая с себя серое покрывало ночи. Осенью город был промозглым, сырым, тоскливо серым. По ночам он был неинтересен или слишком холоден, а Мечтатель ненавидел холод. Осенью его не было на улицах ночью. Он только сминал в тонких пальцах просвечивающие, как абажур настольных ламп, маленькие цветы безвременника. Летом город был жарким, прибитой пылью, ветром. Иногда он бывал темно-зеленым, особенным, фиолетово-белым, торжественным и залитым солнцем. Черным там, где был парк. Но солнце было даже ночью - плененное среди ветвей кустов сирени. А еще лето пахло асфальтом.
Остановки. Они тоже были ему - разными. Они как границы, думал он. И какой автобус подойдет, таким и кажется сейчас жизнь. Старый советский или новый икарус? На остановке можно сидеть долго. Зимой, когда метель, ты не можешь долго стоять, прохаживаешься, словно на своем жизненном пути, ты думаешь, как бы поскорее забраться в автобус и преодолеть преграды. Потому что тебе хочется поскорее попасть куда-то. А конечная цель - дом. Рано или поздно ты там будешь, и конечно, возле дома тоже есть остановка. Только если ты не возле метро живешь.
Остановка - это как отдых перед новыми проблемами, преградами на пути, которые необходимо преодолеть. На остановке нет ничего значимого - только из переполненной урны снова выпала упаковка сигарет Muratti. Рядом кто-то аккуратно поставил Адреналин Раш. Пятая за день, подумал он. Эти банки из-под энергетиков валялись повсюду - аккуратно поставленные, положенные, а чаще всего на боку. На остановке ты просто ничем не занят - ждешь, что будет твориться дальше. У тебя и нет занятий - отойти можешь, но ненадолго и недалеко. Потому и есть возможность все обдумать.
Остановка была для него местом, где можно отдохнуть, а потом снова идти в бой.
Тростниковый пруд
Это было в Питере жарким летом, когда в сосновых с папоротником лесах даже не было грибов и зрела одна брусника. На болотах была еще и черника с голубикой, и потому их кепки были все в фиолетовом и темном голубом соке ягод. Загород. Питер. Тут все иначе, чем в Москве - там сплошная равнина, бегут вдаль березовые светлые леса, редкие холмы в ярких полевых цветах. Тут - карий полог сухого длинноствольного соснового леса, водоемы, полные песка, а не ила и ряски, пространства чистой воды, узкие дороги, холмы в папоротнике и маслятах, свежесть, редкие железнодорожные пути, темнота. Елей мало, сплошные сосны. Морена. Ледники. Крупные скалы в лишайнике. Песок. Тростник.
Он уселся на берегу тростникового пруда, такого свежего и прекрасного, с запутанными в жухлой траве шишками и запахом шашлыков. На берегу валялись помидоры, все банки с пивом были давно увезены, черный лук колечками лежал на кострищах. Среди тростника в воде ползла легкая дымка.
И тут по воде пошла рябь. Величественный, легкий корабль вылетел на гладь озера или пруда, Мечтатель не знал. Корабль был утлым суденышком, на веслах сидел человек в простой рубашке, и держал в руках верткую рыбину, каким-то образом удерживая ее могучими руками, она и не пыталась вырываться. Второй человек встал во весь рост и передал первому бересту. Первый человек развернул ее, и лодка медленно заскользила в тени тростников.
Мечтатель поднял прутик и подумал, как же можно было лучинами освещать дом.
Ветер мостов
На этот раз он шел от Храма Христа Спасителя, по усаженному геранью дворику, полному также садовой бегонии. Сильно дуло, он оборачивал горло черной косынкой. В саду давно отцвела сирень. Коричневые соцветия застыли тающим шоколадом. Никого из людей почти не было, редкие прохожие попадались ему навстречу.
На мосту он встретил какую-то экскурсию, гид была под ярким рыжим зонтиком и что-то весело тараторила.
Теперь он считал пролеты моста. Сколько уже здесь замков висит. Он читал расписанные замазкой и витражными красками замки, и ему было больно. "Зря вы это делаете, люди. Ненадолго". Самые затейливые замки встречали его, и всюду он читал разные надписи. А рука его медленно тянулась к карману черной куртки, как раз туда, где когтил жемчужину усердный дракон. Мечтатель еще раз вздохнул и прикрыл глаза.
...Она была ветром, который сейчас несся над рекой, ветром моста. Вы не знаете, как завывает ветер на теплоходах и речных трамвайчиках, как ветер вьет гнезда под самым основанием моста? Как облекает всю фигуру человека в одежду, подчеркивая его тело, выдувая назад платье девушек, почти что обнажая?
Она была ветром. А он влюбился с первого взгляда, повторял ее имя - Wind, чьи платья - дымка, в которую вплетен ветер.
Он ловко извлек из кармана ключ.
Она была ветром.
Он нашел тот самый, еще даже не успевший проржаветь замок, на котором было написано краской: Dreamer and Wind.
Она была ветром.
Он повернул его к себе, ключ отомкнул дужку очень легко, механизм сработал на ура. Мечтатель подержал в руках этот замок, едва ощутимый.
"Не стоило вообще его сюда вешать, Dreamer. Ты лгал мне. И лгать будешь всегда. А твоя ложь - она не..."
Он зажмурился, вспомнив, как резанула она по нему своими последними словами, а потом просто перемахнул через парапет, встал с другой стороны.
Черная куртка отлетела назад рукавами чернокнижника. Рубашка пошла складками от бездумного ветра мостов. Мечтатель обхватил рукой один из фонарей, простер руку с замком над бушующими волнами Москва-реки.
И разжал.
Лишь на секунду внизу показалось крохотное пятнышко всплеска, потом все исчезло.
По Москва-реке снова шел один из морских трамвайчиков.
Невеста суетливо расхаживала по палубе, ее платье хорошо обрисовывало фигуру. Ветер мостов.
Мечтатель пожалел, что не может сейчас зацепиться за что-нибудь в конструкции моста, за какую-нибудь из балок, и повисеть над рекой, предоставив себя ветру мостов, которому он только что скормил свое прошлое.

Продолжение дня было попросту волшебным. Он спускался вниз по склону парка, бежал вдоль Москва-реки, где течение еще только-только переставало быть лениво-размеренным и пыталось набрать обороты. Он прошел старую выброшенную лодку, проржавевшую и древнюю. Потом встретил рукоход, немного на нем повисел и вырвался в парк.
Он вышел из темного, серо-зеленого леса в сам парк. В нем было яркое пятно рыжего света от фонарей. Он двигался под этими пятнами света как зачарованный, мимо него, освещая себе путь, проскакала карета, кучер сурово окликнул Мечтателя, заставив его отпрянуть в сторону. Из-под полуопущенных штор и ресниц на него быстро посмотрела некая дама.
Он пересек клумбу и вырвался из-под зелено-рыжего света к небольшой аллее, полной асфальтовых дорожек времен Брежнева.
Там он вдохнул полной грудью пахнущий ливневыми водостоками, шорохом опавших цветов и сережек, оборотной стороной тополиного листа воздух. До этого воздух пах золотистым пряным ароматом цветущего серебристого кустарника, песчаной колючки, облепихи. Теперь к воздуху добавился также вкус ярких фонарей.
Он привык к рыжему свету, но белого света он не ожидал. Это была освещенная советская же площадка для игр.
Он в который раз поразился, как это все еще работает. И зачем, что тоже немаловажно. Он обошел площадку - светили все лампы. Дверь услужливо приоткрыта. Чудеса.
Ему вспомнился Стивен Кинг и его загадочные звери Луча из третьей Темной башни. Которые ходили и работали, а для кого, неясно.
А потом он пошел через детскую площадку, где были качели в виде самолета, а в песочнице детям давала тень большая бабочка, поставленная, как на мольберт, на доску.
Он сел на качели и начал медленно раскачиваться в них, хоть они и скрипели.
Просто живи
Это был размазанный зелено-коричневый день. Начинался он обыденно, а закончился…
Он смотрел верх, на небо, изрезанное листьями грецкого ореха. Под ногой были острые плоды, не круглые, как он привык, а какие-то растянутые, как лодка, а наверху плоды росли по четыре штуки странным крестом, и были в оболочке. Он шел по городу в старых белых кроссовках, изъятых матерью с балкона. Он нырнул в привычную зелень, располосованную крошечными полосками дождевых капель. Дождь шел где-то высоко, царапая реальность своими коготками в некоторых местах. Он прошел по аллее, свернул на асфальтовую дорогу. Под дождем в небольшом загоне, где была настоящая грязь, месил копытами землю конь, с него текло, а его хвост казался не до конца отжатой тряпкой. Он прошел под влажными деревьями, тронул рукой одно из деревьев.
…Он вынул из чехла маленькую железную звездочку, встал напротив старого мертвого дерева. Еще в прошлом году оно было живым. Он аккуратно прицелился – метнул. С металлическим скрежетом звездочка отскочила. Только на третьем броске он увидел внизу черную фигуру с зонтом. Человек явно следил за ним, а потом пошел вверх, к нему на холм. Мечтатель торопливо убрал звездочку, проследил за мужчиной. И вдруг внизу он увидел, что на лошади боком восседает его знакомая Графиня. Она была в белом, а конь был вороным. У нее не было даже зонта. Она наблюдала за красивейшим прудом. Пруд был вычищен, по нему плыли кувшинки, под руку вокруг ходили красивые, разряженные люди. На лодке посреди пруда важно греб какой-то парень, в лодке сидели двое знатных господ. На воду важно сел ослепительный, похожий на ветку сирени под дождем, лебедь. Он проплыл немного, а потом сложил голову под крыло. Графиня соскочила с коня, взяла со столика чашку чая.
На канализационном люке посреди пруда лежала мертвая утка. Пруд был таким же, только не кувшинки то были, а какие-то желтые водяные цветы. С ржавых лесенок, размахивая руками, готовился прыгнуть в воду пловец.
Графиня галантно ускакала, напоследок кивнув Мечтателю.
Он остановился перед деревом, метнул свою звездочку. Она вцепилась в кору с пугающим железным звуком. Он мог поклясться, что и привкус у этого звука тоже был железный. Множество мертвых деревьев было вокруг, от них отлетала кора. Сюрикен падал в заросли недотроги, и Мечтатель ломал водянистые стебли, доставая измазанный грязью сюрикен. Потом он вытирал руки о траву.
…Читая вечером письма, он удивлялся тому, как иногда прост бывает мир. Ему хватило созерцания грецкого ореха, чтобы удивиться. Кому-то понравилось, что у соседей на даче во дворе стоит миска, и вечером рыжий мех появляется в сумерках на садовой дорожке, усаженной золотыми шарами: приходит кормиться лиса. У кого-то есть книжный магазин, где он выбирает книги, и украдкой цепляет на понравившуюся новые закладки, найденные в новой серии киндеров от Landrin. Кто-то идет по улице, искренне изумляясь молочному цвету стекающей по пригорку воды: это кто-то наверху простоквашу слил, чего изумляться? А кто-то в дождливый день встретил котенка и пригладил мокрую мягкую шерстку. Кто-то с упоением гоняется по ночной трассе на велосипеде, и это захватывает его…
Хорошо жить, если захватывает, в очередной раз подумал Мечтатель.
Рыжие солнца туннелей
На этот раз его занесло сюда неслучайно: мало того, что ночью, так еще и в рыжий, залитый сотнями маленьких солнц туннель. Он проехал его моментально - а дальше шла горка. Шоссе, пустое почти, зеленоватая трава. А дальше - укромная тишина небольшого парка, черная гладь пруда, и в темноте не видно ни голубей и сора от них, ни бутылок из-под пива. Он осторожно ехал между деревьев, и они обдавали его мокрыми листьями, мокрыми от росы. Днем эти проспекты совсем другие. Мечтатель повернул голову и увидел вальяжно развалившегося кота. Кот был рыжий, облезший, словно бы побывавший в сотне драк котяра - помойный, из тех, которые ловят ленивых голубей. Кот подмигнул велосипедисту, в два счета обогнал велосипед и умчался куда-то, исчезнув за одним из кустов. Мечтатель только присвистнул. Он очень ждал, что Графиня сегодня тоже гуляет по парку, но красивой, необычайно женственной дамы нигде не было.
Он прошелся мимо закрытых магазинов, ведя велосипед в поводу, как коня. Вчера днем он покупал здесь подарок на день рождения. Он это помнил отчетливо. А сейчас тут были высокие стрелы мальв, подсвеченные уличными фонарями, которые потухнут с рассветом. А через час по светлеющему городу проедут поливальные машины, прибивая пыль ночных дорог.
Он осторожно срывал с клумб красивые, светлыми пятнами в ночи, цветы. Завтра он подарит этот подарок кому-нибудь, кого встретит на улице.
А сейчас он стоял посреди затихшего города и наслаждался летним ароматным запахом, который для него был как свежеиспеченные булочки.
Пес ливня
Он шел по склону мимо старого депо пожарных машин, утопая по щиколотки в ливневых потоках, что стремились ему навстречу. Рядом горели окна ресторана "Шварцвальд", там тихо чокались стаканами, полными пива. А он не думал о пиве: бережно прижимал к груди подарок и шел себе вверх. Шел вверх, а навстречу ему несся по земле дождь. Он весело отскакивал от асфальта, огибал и застревал в выбоинах, наполняя их тучами, наносами песка. Как человек, подумал Мечтатель. Человек, бывает, сам весь из наносов состоит. И только изредка проглянет настоящее лицо, и то, когда песок высыхает. А мы возводим трудности в абсолют и мечемся, натолкнувшись на невысокие барьеры. Мы хвастаемся каждым умением. Мы - люди. Мы не мрамор и не гранит, иногда - просто камни, разрисованные прожилками, как под мрамор, а на деле - полевой шпат. Мечтатель усмехнулся и пошел дальше.
И только на пути в горку, где потоки дождя бежали как маленькая река, он наткнулся взглядом на пса. Серый с белым пес дрожал, стоя в луже, но приблизиться к людям под аркой не решался. Боялся. В глазах пса было только одно: дайте мне согреться. Хочу согреться. Прошу вас...
Мечтатель подумал. У пса все просто. Ему охота согреться. А мы, люди, все усложняем.
Он повернулся к псу.
Сейчас тебе будет легко.
Пошли ко мне жить, а?
Ignis
По утрам она мыла посуду в холодной обжигающей руки воде. Тарелка за тарелкой, приборы...стоп! Так было раньше. Тарелка была одна, а вилок было две, и то вторая появилась лишь потому, что она взбивала ей тесто с утра.
Никого. Она напекла пирожков, приглашала к столу соседку, они мерили давление и бесконечно переговаривались друг с другом, мусолили новые слухи. Она сушила на кроватях клевер. На этих кроватях некогда...
Не некогда. Вчера.
Спали они.
Ее Мечатель. И его друзья.
Она не мешала. Ходила в обход. Полола ирисы.
Он снова не приехал на ирисы в этом году. Снова пропустил. Снова не смог.
Она нахмурилась и продолжила тереть тарелку.
Холодная вода, а ей нельзя мыть руки такой...слишком ледяная вода...
....Он сосредоточился на задании. Td,tr. /td, /tr. Не ошибайся. Не забывай закрывать. Он отбивал по нескольку косых скобок и потом вгонял туда тэги. Не забыть слэши. Td,tr. Матрешка. Сколько еще? Многовато...
Графиня тоже была занята. Он время от времени слышал, как кассовый аппарат в ее руках фырчал именно этим тэгом, противнее всех других:trrrrr! Тысяча за тысячей скользили на стол. Руки в красивых перчатках порхали и опускались на банкноты.
Кусок крыши за окном делал из неба странный рваный многоугольник, взрезая мохнатящуюся облаками фигуру. Дождь. Стена снова будет проливная. Вымазанная косыми каплями прохладного дождя. До этого стояла жара, Графиня сидела с веером, а он перемахивался бумагами - ему было нормально.
Они с Графиней уходили поздно, она шла рядом и слушала. Иногда вороной брякал копытом о древнюю мостовую, обдавал хвостом иномарки...
Лошадей у нее было много. Мечтатель знал, что она подбирала их иногда к своим одеждам - ради каприза или ради него, Мечтателя, - этого он не знал.
В тот вечер он ушел поздно, хотел выбрать книгу в подарок. Подумал и купил две.
По дороге с работы взгляд натолкнулся на какую-то иномарку и слово Ignis на ней. Раздельно так, с точками:I.g.n.i.s. Латынь? Он не знал перевод.
Но только слово выражало настроение.
Свинцово-чугунное небо. Сентябрьское настроение: озлобленные машины, снующие туда-сюда по асфальту, пробки, тяжелые для неба купола. Пронизывающий ветер и серость. Серость и мрачность сталинского дома. Но вот только чего она забыла на улице?
Ignis.
В Нескучном уже не радостно: осколки весеннего настроения соскребают туда-сюда по всему небу лиственные. Зелень приглушенная, почти темная, люди прячутся по домам, топят день в линейке, качая своего героя за день с 7 на 22-ой. Возле компьютера выстраивается стройные зеленознаменные ряды туборгов, несущих свою стражу до мусоропровода. Листание каналов. Фильм. Гора бумаг и смешные рисунки.
Ignis.
Ты куда-то хотел сходить. Куда?
На колючей проволоке висит обрывок бумаги. Фломастер разъел дождь: Ignis.
В аське все вяло-лениво. Перестук-затишье. Затишье. Три одиночных перестука.
Ignis.
По всему двору ворохом измочаленные сырые семечки из дворового подсолнуха. Лаково-сырые цветы флоксов.
Ignis.
На даче перестоявший салат. Млечный сок по секатору.
Ignis.
Осенние листья печали
Он снова впадал в какое-то странное, осеннее состояние. Эти стремительно желтеющие листья. Сегодня сам видел факел осенней листвы, похожей на хвост сгорающего феникса. В такие дни прогулки на автобусах стали главным составляющим его жизни. Не те, близкие, идущие от дома до метро автобусы, а совсем другие, которые едут целую 20-минутную вечность. И вдаль убегает пейзаж. Ну да, сотни раз был виден ресторан "Тануки", бамбук и казино, решетка с корзинами, где цвела петуния, Карамышевская набережная - все в полном соответствии с тем маршрутом номер 19, который вез с Сокола домой. Но каждая ночь дышала по-разному.
В каждой ночи было свое очарование. Свои чары и своя прелесть. И никогда ночи не были ему печальными. Лишь восторженными, детскими, красивыми. И нестерпимо полными блеском, жизнью, прохладой.
И лишь когда сумерки распадались серой полоской тухлого рассвета, согласился бы Мечтатель уйти с утренних улочек. Улицы оранжевели. Люди в спецодежде и многочисленные мусоровозки. И яблоки в траве. И прохлада.
В ту ночь он снова шел с Сокола домой. Привычный уже гомон у Шварцвальда, где он раньше видел закемарившую лошадь с одиноким всадником, увы, в современной одежде. Оба шли городу как нельзя лучше.
Но сегодня он не пошел к Шварцвальду, а прошелся привычным маршрутом. То есть не сокращая пути, мимо рынка и остановок. При этом он разглядывал импозантную архитектуру здания, мимо которого столько раз ходил.
Он смотрел внизу вверх, и тотчас же на фоне рыжеватого цвета города он увидел, что кто-то свесил с крыши две ноги в кроссовках. С крыши? Мечтателю такое странным не показалось. Подумаешь.
"А, это ты!" - донеслось с крыши, и ноги втянулись обратно. Обладатель через минуту оказался на углу дома, облокотившись о него и поигрывая в руках мобильником на цепочке.
Сердце Мечтателя радостно забилось: Вершитель! Он снова здесь! Проворный, цепкий и стремительный. Реальный. Деловой. Надежный. Слова не важнее дел. В отличие от Мечтателя, плавающего в океане слов и мыслеообразов, Вершитель делал. Он замечал реальность, в то время как Мечтатель шел сквозь нее, как через масло нож или как поток нейтрино через нашу планету. Мечтатель не задерживался. Он рвался вперед. Шел по клумбе, но не собирал букета до конца. Строил дом, но забывал крышу. Задумывался, шел к цели, но на полпути находил незабудку или же начисто забывал, за чем следует.
Вершитель был иным. В его глазах Мечтатель видел орешниковые листья и карий ствол, и все это заволакивали тучи в легком абрисе солнца. Глаза были изменчивы, как и изменчив был Вершитель. Временами Мечтатель видел его настоящего. Вершитель был двояким. Двойственным. Но здесь скорее было как у алмаза: одна грань на виду, вторую не видишь, она есть. Чем первая отличается от второй? Тенью. У второй - теневое положение.
Один был мягче, душевнее, искреней, проще и понятней, и Мечтатель видел в нем такого же, как он, Мечтателя. Второй - практичный, деловой, застенчивый, скрытный. Заспинный, вот. Он прятался. Он не хотел оставаться под светом фонаря, а скрывался под откосом моста. Его не было и он был. Первый был друг, которому раскрываешься весь. Второй - помощник.
Мечтателю это сейчас было не столь важно, но он не мог не спросить.
"А где тот?"
"Дома, - отмахнулся Вершитель. - Ты знаешь его тщательность".
"Да, - протянул Мечтатель. - Знаю. Ни кусочка времени. Ни песчинки не падает зря из одной чаши песочных часов на другую. Жалко".
"Снова плохое настроение. Пошли прогуляемся?"
"Куда?"
"Ты предлагай".
Мечтатель юркнул куда-то вбок, а за ним Вершитель. Этого Вершителя он не стеснялся так отчаянно, как его вторую часть. Хоть и часть целостного.
Рядом шла Графиня, ведя коня в поводу и потихоньку скармливая тому все окрестные герани.
...Следующий день выдался мозаичной землей под ногами. Пыль. Мозаика сосновых иголок и желтой листвы. Совсем скоро можно будет на третьем этаже провожать глазами падающие вниз кленовые листья. В них будет прятаться луна.
Он вертел перед глазами видеокассету с толстым бородавочником и сурикатом. Хакуна Матата. Не все получается. Только вот - "Набил желудок - И пуста голова!". Мечтатель несколько раз прокрутил в голове эту фразу, и наконец поверил, что так оно и есть. За автобусом неотрывно следовала Графиня. Гнедой конь ерепенился и гарцевал, а Мечтатель думал о том, что все движения обязательно получатся.
"Что ж, ты сделал куда лучше, чем я предполагал!"
Ядовитый голос приятно развлекал и дарил уверенность.
Хоть клочок.
Дома Мечтатель погрузился в капучинное забытье кружки кофе с молоком, применяя все доступные ему методы, чтобы не уснуть.
Он справится.
Об этом говорил и Вершитель, с любопытством с балкона оглядывавший где-то вдалеке прошуршавшую шпалами и рельсами железную дорогу и станцию Рабочий поселок.
Золотистые сумерки
Мечтатель с интересом огляделся. Что за? Сам воздух вокруг стал апельсиновым, золотистым, словно по квартире падали один за другим водопады кленовых желтых листьев на алых черенках. Цвета стали четче и ярче, золотые, словно комнаты залило солнцем или днем. Но за окном стояла каскадами чернильных дождевых струй ночь.
"Я схожу с ума? - подумал Мечтатель, - Слишком быстро я сошел с ума!"
Отрывисто щелкнула мышка, кто-то кликнул на музыку в плейлисте. Только не эта мелодия, поймал себя на мысли Мечтатель.
Реальность стала водой или туманом, золотистым от пыльцы, словно лужи весной, когда все только цветет. Музыка волнами накатывала на него, опьяняя, словно каждый раз он слушал эту мелодию как первый.
Ему не были важны слова, а был важен речитатив. Неслышное наступание моря (неба?) на золотистый берег Не-будущего. Красивая мелодия плавно перекатывалась и сверкала песчаной радугой красок, проваливалась по пещерам, и зияла в провалы, опьяненные золотистой пылью.
I know - it's late...
Мечтатель замер. Прошлое обволакивало его мягким одеялом: то, что было, случилось не с ним. Ему не было тяжело. Он смотрел со стороны.
Он шел через сумерки (это не тень и не свет, и снова он вздрогнул от двух слов), и они полнились золотистым нарциссовым светом. Так волшебно все сверкает только в сказке.
Вершитель вышел из занавесок, из чернильной ночной бездны, и уселся на диван, сдвинув в беспорядке лежавшие там мягкие игрушки, которых просто некуда было девать.
Волны золотистого света перекатывались и сверкали, как блестки.
Вершитель достал ручку и склонился над тетрадью, украшая ее своим почерком.
Мечтатель неспешно залез к нему большим пушистым котом и пуфиком лег, складировал лапы под себя, спрятав в шерсти.
"Что за..."
Кот начал мурлыкать, а Вершитель - рассеянно его гладить, а потом посмотрел наверх, вздохнул:
"Ребенок!" - утвердительным тоном заговорил он.
Музыка набегала на них волнами, откатывалась назад, в пучину Не-Бывшего.
Кот был такой же, как и все тут: абрикосового оттенка шерсть, мягкий, мерцавший в золотом свете мех.
Мечтатель тихо прикрыл глаза и обогревал Вершителю бок. Тот только что-то строчил и не обращал внимания на кота.
А тому было уютно и по-домашнему защищено. Он там, где надо - для сейчас.
Потом Мечтатель разговорил Вершителя, и они долго о чем-то рассуждали, строили планы, обсуждали что-то - деловой, скрупулезный Вершитель исчез, уступив место такому же, как и Мечтатель, человеку.
Мечтателю только казалось, что он кот. Он настолько проникся магией, что не осознал, что просто свернулся в клубок возле Вершителя.
Уже когда пришла вторая часть этих сумерек - рассвет так и не приходил - Вершитель выскользнул из-под бока Мечтателя и куда-то ушел. Открыл дверь. Мечтатель побежал следом.
Лестничная клетка окрасилась алым - теперь здесь стремительно опадали рябиновые листья. У батареи прикорнул бродяга.
"Спускайся вниз аккуратнее!" - напутствовал Мечтатель.
Алые глаза Вершителя недобро усмехнулись, и...
...Мечтатель закрыл кликом мышки окно с мелодией, забрался под плед и тотчас же уснул.
Было зябко и холодно в квартире.
Ворох лебединых крыльев

Москва сияла ночью и дождем. Ночь в наполненном огнями сентябре. Ночь в сентябре, наполненным дождливыми каплями. И шорохами хрустальных сыпких капель. Искуственные оливы, пыльные, потеками грязи искуственные листья. Такие же странные картины - не то фрески, не то наброски - вульгарный пальвинноперый Гавриил. Бог и четыре символа Евангелиста. Еще на мосту Мечтатель предложил звонко цокающей копытами по асфальту лошади ломоть хлеба, а его великолепной, в пышной юбке наезднице Графине - трубочку, полную сливок, шоколадной крошки и вишни в сиропе. Потом они шли рука об руку, сзади волочился конь, с повода которого каплями слезала-сползала вода. Вода стекала и с Мечтателя, чья золотистая охапка волос тотчас же промокла и прилипла ко лбу и затылку. Москва-река мерно катила свои воды в осень: река цвета грязной воды в ведре, когда только вымоешь дочиста квартиру и выжмешь тряпку. Они шли бок о бок: автомобили никак не показывали, что конь в такой дождь странно по меньшей мере, а сама величаво идущая, красивая Графиня в платье с открытыми плечами - вообще нонсенс.
Они прошли по дождливому деревянному настилу и ловко проскользнули в черно-пыльные, сверкающие влагой огромные ворота. Желтые стены с потеками слез смуглых туч остались позади, конь пошел тихо и вкрадчиво, окунаясь копытами в лужи.
Абрис изумрудных с алмазными проблесками кустарников влажно поблескивал в глубине сада. Фонари окидывали все это неярким лунным светом, и лужи были все с каемкой темного неба, которое попадало на них благодаря фонарям. Город затих здесь. Он остался за чугунной оградой, замерев сотнями дорог, выкрашенных в апельсинный оттенок ночи, неконтролируемых светофоров и тоннелей, а также неоновых вывесок и на ночь освещенных бутиков. Машины неслись где-то там, приглушенные зеленью. Сейчас все оно казалось темно-фиолетово-рыжим - и этот мощный ясень, потрясающий долгими нитями веток, и ровно подстриженные садовыми парикмахерами кусты живых изгородей. На асфальте пока было мало листьев, вечер еще не был так холоден. Праздничные огнистые росчерки клена лягут на дороги, появится зыбкий ледок, затянувший небо в лужах. Винного цвета плети станут свисать с окон домов на Соколе, фиолетовые плоды девичьего винограда размером с глаза воробьев усеят плети.
А пока было небо. Небо высоко над ними, звонкие копыта лошади, чьи бока влажно лоснились под каплями. И Графиня, красивая, накрашенная, настоящая женщина - она была поблизости, и Мечтателю было спокойно: он не один в этом парке. Темная ночь, расцвеченная неоновыми росчерками: рыжие, фиолетовые, красные. Ампельные растения. Кусты. Виноград. Старая советская музыка откуда-то слева.
Мечтатель осторожно прошел к странным фигурам, и Графиня замерла возле него с поводом в руке.
Большой кот, сделанный при помощи железного каркаса, земли и мха, стоял, подняв большой комковатый хвост, усеянный зеленым мхом. Грустные глаза смотрели вдаль. Рядом на траве лежала бесформенная собака и стоял дуб, огороженный зачем-то. Серые потеки болезни уродовали листья дуба.
На скамейке сидела такая же каркасная фигура. Земля и мох разлетелись повсюду.
Мечтатель и Графиня прошли по парку, наслаждаясь насыщенным апельсиновым запахом-теплом горящих фонарей, на фоне которых листья чернели дырами в ночи. Были и светлые фонари: ясень казался вспышкой зеленого, цвета газонной травы оттенка.
Эти волшебные фонари. Эта бархатность прорезанной дождем ночи. Прохладная скатерть озера. Длинные белые пятна лебедей. Они шипели и сипели на Мечтателя, требуя с него булку, которую тот уже больше чем наполовину съел сам: хлеб был свежий и вкусный. Когда Мечтатель спустился вниз по склону погладить змеиную белую шею, клюв лебедя оказался от него совсем близко: клюв угрожающе шипел и норовил клюнуть. Мечтатель отдернул руку, и белый ворох лебединых перьев величественно и требовательно последовал за ним вдоль берега. Потом удалился - от булки остался только пакет, а птица вряд ли смогла бы его переварить. А так - скормил бы.
Ночь была необыкновенная. Мечтатель смотрел на аттракционы и думал, как же хорошо было бы покататься или же залезть на них именно сейчас, теперь, в бархатистом влажном свете фонарей.
В Румынии лебедей зовут лёбёда. Как-то так по звучанию.
Он гладил плети арок, увитых девичьим виноградом. Он и Графиня прошли мимо скамеек с урнами, набитыми листьями. А до этого, воровато оглянувшись на ярко освещенный магазин, Мечтатель с задором прошел прямо по газону, еще не зная, что будет.
За его спиной осталась четкая цепочка вдавленных в низкую траву следов.
И оба засмеялись, исчезая за завесой мороси.

Разные крылья

Он нашелся в солнечном закате, когда бархатная, в платье темной крови леди осень тихо зашептала Мечтателю что-то о золотых плавленных кленовых листьях и тихом, медленном сиянии тополиных жестких листков. Она роняла по лужам большие, правильные монеты, которые тихо покачивались, погружаясь в воду и пуская концентрические круги. Вершитель вышел ему навстречу, на его плече был меч, кровь на котором зажгло солнце ярким злым проблеском. Слабая улыбка тронула губы Вершителя, и в его глазах был цвет водной толщи, когда вода цветет, и именно эта зеленая глубина была во внимательных глазах.
- Тебе не пора? - наскоком поинтересовался Мечтатель.
- Времени у меня достаточно. - Вершитель присел на корточки: одно колено чуть выше другого, внимательный взгляд глаз цвета темного от капель дождя ствола ольхи буравил робкого Мечтателя.
- Ты так быстро, я даже не думал тебя застать! - воскликнул Мечтатель.
- Время есть. Скоро не будет. - Вершитель с улыбкой погладил сумку, кинул в траву меч. - Ты что-то хотел спросить, как я понял.
- Да. Я запутался. Столько мыслей, образов... столько всего. И жить так весело, когда столько видишь! Я чувствую себя единым со всем этим миром. И понимаю, как глупо терять уверенность, что все будет отлично... - мечтательно сказал восторженный юноша.
- Тебя в этом мире нет. Нет как личности. Ты сам - мир, его часть. Не обиделся?
- Или, если это описать, расширить, то... я - это полет семян одуванчиков, то, как туя ведет ветвями по камню, то, что видно на небе в закат... да? То есть, я - часть какого-то плана?
- Так и есть. Гордыни от этого тебе не должно прибавиться. Your journey has only begun. Ты живешь, ты начинаешь расти и становишься тем, чем хочешь быть. Становишься кем-то. Мы летаем на разных крыльях. У меня крыльев нет вообще, если ты еще не заметил. Я бескрыл.
- Мои крылья мешают мне. Ты сам видишь, совершаю ошибку за ошибкой. Я бы отдал крылья тебе!
- Тебе они нужнее. Ты мечтаешь, я со-вершаю. У меня все размеренно и разлиновано. Я делаю. Ты выдумываешь. Мы оба важны и нужны. Ты размешиваешь краски. Я - рисую.
- У нас разные крылья, Вершитель. Твои крылья есть. Но... я не понимаю...
- Когда-нибудь ты поймешь, - Вершитель мягко улыбнулся. - Теперь пора. Удачи.
С сумкой на плече и мечом у пояса он исчез в зыбком тумане раннего утра.
Красивая, нежная и ласковая Графиня, всегда добрая к Мечтателю, возникла рядом и улыбнулась иной, чем у Вершителя, улыбкой.
Северное сияние метели

Ни к чему конкретно не относится, упомянутым тут персонажам просьба не обижаться, передавалось осеннее настроение и не только. Представляю некоторым из вас давно знакомого персонажа - Всадника. Думаю, вы с легкостью его узнаете. В данном отрывке передано настроение и есть немного переезда. Картинку повешу дома.

Он шел по пропитанному теплой, даже горячей осенью парку. Всплески ржавых листьев разлетались у него из-под ног. Мечтатель шел с опущенной головой, ловко переключая мелодии в плеере. 9-12, 9, 12... Терпкий запах осени был вокруг, запах пергаментных листьев, что веером вылетали из-под ног. Рыжие. Алые. Привередливо выкрашенные туманистым утром в яркую малиновую крапину. Крылатки клена, которые обдала вином-кровью осень.
Асфальт и лапы дракона - алый черенок и мультяшная монеточная желтизна. Мокрый асфальт. Прелый запах, сердца лип повсюду. Коричневая мякоть
листьев, снежные грозди снежноягодника и крошечные бусинки кустарниковых листиков.
Под яростную борьбу Спирита он шел к своей цели.
Сразу же после работы его неостановимо повело-понесло в Нескуч. Сердце больно дергало, словно в его груди была крошечная звезда-пульсар. И точно также его издергали песни. Песня вздыхала, переливалась и перебрасывалась через гребень волной, неся в себе запрятанную боль. Слова коверкались. Певец стремился высказаться в простейших фразах,хлестал страданием и болью. Потеря. Безумие. Вместе с ней уносило,увлекало вниз и его. Кленовое дерево разлеталось под ноябрь уничтоженными морозом листьями, вели по черному песку не-бытия тонкой веткой. Человек проваливался вглубь океана. Медленно, как тянет только смирившихся, дно забирало его к себе.Сдался. Enough with tamtaitons..Illusions are evil. Он кричал и надрывался в тишине полярной ночи, высоко над ним издевалось северное сияние, разливаясь иллюзией радуги, у мертвого телефона с разбитым экраном погасли кнопки. Крик переходил в спокойствие, восклицания в утверждения, женский голос замолкал на границе льдов, и протянутые друг другу руки в немом бессилии опускались наземь, замирая на раскрошенном песком полу. Девушка в платье полярного сияния шла по небу, сверкая и загораясь сполохом, а он стоял на коленях и следил за ней, оправдываясь. Росчерками почерка полосовало бумагу
перед ним. Весь сжавшись, он обосновался на полу, не в силах смотреть на ослепительную.
...Песочного цвета листья ожерельем ложились вокруг Мечтателя. Медовая мелодия осени. И в то же время упрямый конь грудью рвался среди елей и утренней дымки. Ярким пламенем разлился взрыв. Лошадь шла домой. Сквозь завалы снега через метель прошло лето.
Спирит.
Дух, воля. Стремление.
Зашуршали осенние листья под ногами. Ярким пятном-пологом вскинулась осень. Крупные пятна листьев застыли каскадом и тотчас же потухли от тени. Стройный Вершитель вынырнул из-за дерева и пошел по асфальтовой дороге рядом.
"Сегодня необычайно теплый вечер." - пронеслось в воздухе.
Мечтатель вздохнул, глядя на текучую реку осеннего меда под ногами. Они поедут продавать мед цвета пчел на ВВЦ. И только зимой выставка опустеет и залетит снегом. Мед...
"Сегодня необычайно теплый вечер." - пронеслось в воздухе.
Вершитель брел рядом, и от его присутствия по телу разливалось спокойствие. Надежность и гарантия того, что все будет хорошо. В единственном наушнике были две дергающие душу песни, вымывающие прошлое. Мечтатель привык носить только один наушник: второй чересчур быстро ломал. И сейчас у древних Sony, верно служащих вот уже который год с 1995, не работал левый наушник. Мечтателя это не заботило. Он слушал, как прохожие разгребают ногами листья и куда-то идут: Нескучный в пятницу был полон детского яркого смеха. На теннисном корте с алым покрытием беспорядочно были разбросаны несколько мятного цвета мечей. Тополем усыпало корт по краям, а в шине у входа домокал давным-давно отцветший ирис. Резко стучали домино рядом, ставя рыбу или первым кончая партию.
Мечтатель продолжал довольно быстро идти в сторону метро. Его ждет Всадник. Пора уже появиться.
Слева зашумел машинами Ленинский. Прищуренный дракон-вывеска в конвульсиях пытался приоткрыть один глаз. Мимо банка с лошадью и коровой...
Попадались бабушки с вымокшими под осенними дождями одиночества дачи астрами, срезанными с клумбы, попадались также и лампочки физалиса, а особенно поразило разбитое солнце перестоявшего подсолнуха.
Коричная осень.
Лимонное золото лип.
Появился впереди в обрывке тумана от сигареты Всадник. Его поступь показалась Мечтателю вкрадчивой и пружинистой: чуть-чуть развернутые вправо носки ботинок, осторожно крадется, ставя ногу с носка на пятку, изящно, как катану, вынимает изо рта сигарету и стряхивает с нее пепел,словно подготовил удар. Он обожал жестикулировать. Его правая рука взлетала вверх или же он делал ею приглашающее движение. В том, как он себя держал, не было ни капли расхлябанности. Все собрано, всегда готовность выстрелить, стремительность.
Красивая отстраненная Графиня вылетела у них сбоку, обогнала Всадника и
испарилась в ночи. Тревожно оглянулся Мечтатель, застыл на месте Всадник. Вершитель остался где-то позади, в парке, в лимонном листопаде. 9-12. Снова развалилось на небе северное сияние, и Всадник с Мечтателем нырнули в жаркий воздух метро.
Осенняя линия метро.
Стремительная Графиня, которая пронеслась мимо, не заметив, не шла из головы.
Мечтателю она была важнее всех.
Вместе с плеером дождем-треском облетали в Нескучном листья, стекаясь на землю и прикрывая ее для зимы.

Люди как люди


Эта часть покажется вам слишком откровенной и даже через край. Печаталось все это в жутком состоянии вчера ночью, в 1:30. Но я понял, что это просто должно быть. Понимаю, что покажу Мечтателя тем, какой он есть - не со стороны красоты, а со стороны слабости. Ну что ж, я хочу, чтобы вы знали все.
Предыстория: жил однажды мальчик, которым верховодила мать. Она тщательно отбирала, с кем он станет дружить. Она выбирала ему увлечения, следила за ним и постоянно контролировала. Однажды мальчик вырос. У него появилась возлюбленная. Мама была очень против такого, но мальчик не мог вякнуть ни слова, зато...Зато сказала его возлюбленная. Из-за постоянных истерик однажды парень, который был студентом мединститута, убил свою маму и расчленил ее в полном соответствии с тем знанием, что получил в процессе обучения. И в итоге парень был осужден. Зато какой камень свалился с его души!

«У всех – люди как люди, лишь у меня одного ненормальная семья», - думал мальчишка, перебирая ногами по грязи. За его спиной болтался рюкзак, которым он некогда так гордился, - черный вместительный рюкзачок с желтой полосой поперек и с красным карабином, который цеплялся за крюк. Сейчас стало все равно. Как стремительно становится все равно.
Из-под ног вылетали красные капли осени, как кровь на земле. Он было подумал, что герою сказки, осеннему лису, жилось куда проще в его замечательном средневековье. Заночевать можно было хоть тут, под тем кустом, а как оденешься, тем считать и будут: мальчуганом или же парнем, крестьянином или горожанином, может, рыцарем. Никаких паспортов, которые хотелось изодрать в тряпки и выкинуть, никаких дурацких штампов и обязательств. И подлости. Все поступали согласно чести. Было понятие честности.
Сюда нельзя. Туда не ходи. С друзьями не будь.
«Да, я вас обоих видела!» - невзначай говорила ему мать при встрече вечером, и он начинал думать, что это и вправду так – мать всеведущая и всезнающая. А потом по ночам плакал, хоть и стыдно ему было: он и сейчас смог унять свою боль только до того, чтобы не плакать на людях. По ночам, когда было особенно тяжело, и когда ему устраивали перекрестный допрос мать и брат, ему было просто невыносимо. Они никогда не могли пробить брешь в его защите. И только иногда, когда его печаль, горечь, обида и желание убивать накатывались на него тяжелой волной, слезы находили выход в истерике. Это была настоящая истерика, он сидел и давился рыданиями, от боли раскалывало голову и не было видно монитор, где расплавленными цветами висели контакты. Он считал в такие минуты, что он слабак. Он переключал статусы в квипе. Сегодня и вчера его статус был единственным: велоцераптор. Ноу комментс.
Идет по листьям маленький хищный динозавр с оторванным куском мяса на хребте, и струями хлещет кровь.
До куда дойдет раненый?
И зачем какая-то сволочь на каждом повороте резво скачет с бутылкой велоцерапторьей крови, заливая в рану все больше и больше, позволяя выжить?
Он в изнеможеньи опустился на колени. Нет. Хорош. Как она вызнала? Ей донесли. Может, она придумала? Как? Паранойя…
У него уже паранойя. За несколько лет жизни взаперти его научили только несамостоятельности и умению соглашаться со всем, что скажут взрослые.
Он собирался найти и уничтожить ту, что решила разболтать это всем. Ту, которой он всадит нож под ребра – за подлость. И прокрутит несколько раз клинок.
И мама. Мама священна. Она кормит и дает ночлег. Он же понимает, что долго без сна в холодном, полном врагов и бомжей мегаполисе он не протянет. И без еды он тоже не станет жить долго. А уж без денег…
Но эта мама изводила. Она накладывала руки на его горло и сдавливала, заставляя его дышать только определенным способом. Как ей хочется. У них была общая музыка. У них были общие увлечения. В детстве не было его желаний: только её.
Что-то напоминает?
All we heroes – radio Ga-Ga – Video google – Internet haсker – always something new!
Да-да, на этот мюзикл они тоже ходили вместе.
Он уселся на землю в своей яркой фиолетовой футболке, которая теперь для него стала издевательством над самим собой. Яркая жизнь! Как же…
Он ненавидел ее. Но он должен был ее любить.
«Хорошая у меня мама – ехидна. У всех мамы, а у меня мать – ехидна!» - поговаривала его подруга, доедая из формочки творожок.
Мальчишка крайне завидовал и просил взять в аренду.
«Не отдам! Я ее очень люблю!» - отрезала с улыбкой подруга.
Как же он хотел тоже самое сказать о своей матери. Но не мог. Он только старался кидать сюрикены в стену, а не в нее. С трудом, но получалось.
Ограниченная свобода. Загнанный волк и желание при встрече свернуть в переулок. Боль. Море боли и понимание, что «я знаю лучше тебя, что тебе нужно, в свои 20 ты все еще ребенок!».
Мечтатель сполз с ясеня и уныло побрел домой. Скоро вырубят Интернет, и ему не с кем будет даже поделиться тем, как ему хмуро на душе и как дерут кошки больное нервное сердце.

Бежать еще одну ночь, сражаться в полную силу

Мечтатель и Мститель начинаются на одну и ту же букву не зря.

Got to fight another fight - I gotta run another night
По паутине под его ногами забили барабаны.
Get it out - check it out
Он вышел в росистую ночь утра, вдохнул полную грудь воздуха, напитанного седыми космами рассвета и еще не начавшейся стройкой.
I'm on my way and I don't feel right
Он оскалился и осмотрелся кровавыми глазами: рано. Еще очень рано.
I gotta get me back - I can't be beat and that's a fact
Институт начнется только в районе 9, так почему бы не покружиться по асфальтовому квадрату в глубине двора, нанося удары по воздуху?
It's OK - I'll find a way
You ain't gonna take me down no way
Тем более что есть такая милая возможность: никто не видит и не предполагает в нем Мечтателя.
Don't judge a thing until you know what's inside it
Резвая Графиня соскочила со спины лошади, она была в мужских штанах, которые не развевались, как юбка, и не хлопали ее по икрам.
Dont' push me - I'll fight it
В ее руках был меч, и у Мечтателя, в котором уже мало кто мог узнать Мечтателя, тоже был в руках меч.
Never gonna give in - never gonna give it up no
Первые лучи солнца озарили клейкий слой скотча на мече Мечтателя: деревянный боккен с цубой, для того, чтобы легче было рукам, обмотанный поверх частых щепок прозрачным скотчем.
If you can't catch a wave then your'e never gonna ride
Лезвие деревянной катаны казалось слегка маленьким, миниатюрным, всего-навсего несколько сантиметров: европейские мечи делают длиннее.
You can't come uninvited
Но этот-то восточный.
Never gonna give in - never gonna give up no
Солнце окрасило в заряный цвет скомканную под ногами траву, зелено-серую от рассвета. Среди травинок залегли тень и дождем – роса.
You can't take me I'm free
В черных кожаных перчатках без пальцев покоился деревянный меч.
Why did it all go wrong? - I wanna know what's going on
Мечтатель встал в стойку, синие прозрачные глаза зажгло алым.
And what's this holding me?
Графиня стояла напротив, в руках тоже был меч, она чуть-чуть помахивала им, прокручивала, черный корсет со шнуровкой впереди держал ее грудь.
I'm not where I supposed to be
Она была очень красивая и замечательная, эта ослепительная Графиня с мечом в руках.
I gotta fight another fight
Она сатанински улыбалась и смотрела красивыми выразительными глазами на Мечтателя, и все прокручивала в руках свой меч.
I gotta fight will all my might
Потом она пару раз подкинула его в руке и замерла с мечом напротив своего живота.
I'm getting out , so check it out
Ya, you're in my way
So you better watch out
Мечтатель прислушался: музыка в плеере набрала ненависть.
You ain't gonna take me down no way
You can't take me I'm free
То, что ему сейчас надо. Он слишком долго шел, истекая кровью, и вот теперь он наконец-то сумел это выплеснуть. Графиня просила сама ни за что не жалеть ее, сама взяла в сильные натруженные руки меч, придвинулась к нему и занесла клинок.
Мечтатель выплескивался весь в атаке. С ненавистью и страшным ранее для него напором, вслушиваясь в музыку, Мечтатель шел вперед, нанося скользящие удары, приседая, обводя.
You can't take me I'm free
Музыка будила в его груди ответ. Музыка будила чувство: злоба и желание разнести все по камушку. Спирит, снова непокоренный Спирит. Непокоренный и несломленный Мечтатель.
You can't take me I'm free
Лучше друг, чем кто иной. Недруга Мечтатель бы снес: сейчас он мог все. Подгоняемый глухо рокотавшей в груди, ищущей выход ненавистью, Мечтатель прекращал думать – начинал действовать.
You can't take me I'm free
Заревом зажгло вокруг траву. Графиня реагировала на выпады, а Мечтатель успевал смягчить удар в полном соответствии с мастерством контроля. Но как же хотелось оглушить по полной! Как же хотелось развернуться и ударить, а потом снова – с утроенной энергией! Раз за разом Мечтатель находил в себе силы драться дальше, пока на часах не пробило 7.45.
You can't take me I'm free
Он зачехлил меч и раскланялся со своей замечательной соперницей. Поклонился ей и бодро зашагал к дому, чтобы поставить меч и бежать на работу.

Lea Halalela

Он шел домой по лужам. Лужи в этот раз были необыкновенные: дно их устилали неровные края кленовых листьев, из-за чего лужи казались дном пруда, забросанного палой листвой. Эта осень была напоена ароматом свежей фрезии: она пахла бергамотом и лимоном, а также чуть-чуть - цветущей липой и падающими в лужи листьями этого дерева.
Под ногами с мягким, хлюпающим звуком лопались яблоки, опавшие чуть вперёд листьев. Мимо пронесся джип, на стекле которого застыл листик.
Мечтатель как-то затравленно обернулся, споткнулся о сложенные штабелями бревна и прошел мимо ярких пятен словно масляной краской набросанных осенних бархатцев.
"Я не там. Я не тот. Я не хочу видеть. Не хочу мечтать. Без этого я - не я, но лучше жить расчетом. Расчетом минут, нужных для того, чтобы попасть на работу ровно в 10 утра, не думая о поездах до Багратионовской и не завися от автобуса.
Я устал быть собой. Есть ли какой-то выход?"
- Привет. - Вершитель протянул руку и кивнул. Мечтатель вздохнул и зашуршал ключами в кармане. Из кармана на плитку лестничной клетки выпорхнула стая ярких рыжих листьев. Мечтатель виновато улыбнулся и запихал их обратно.
- Брось. Я же тебя понимаю, - с теплой улыбкой отозвался Вершитель, положил руку на предплечье Мечтателя, который только-только неуверенно потянул на себя дверь.
- Хорош извиняться за одно свое существование.
- Но... столько ошибок. Каждое действие и каждое слово. Я впервые боюсь говорить, высказываться... - Мечтатель потупился и поднял с пола крылатку клена, рубиновый цвет разливался по ней, вытесняя изначальный желтый.
- Не каждое. Не дури, - Вершитель затолкал неуверенно мнущегося у порога Мечтателя внутрь и захлопнул за ними бесшумно дверь.
- Уверен? Я как Джон Коффи, только все же совершивший убийство. Я вижу их боль. Всю. Я вижу, как людям тяжело, вижу нищих на улицах, вижу бездомных собак, хромающих, одноглазых кошек, обогревающихся на трубах. И самое страшное - я сам причиняю боль, понимаешь?
- Аккуратно. Смотри, куда шагаешь. Здесь придется обойти. Я тебе свое мнение по этому вопросу уже высказал.
- Знаешь... - Мечтатель с ногами забрался на диван, уткнулся носом в пропыленный плед, который валялся тут же. С потолка клочьями свисала паутина, было много мусора по углам, валялись бутылки из-под кока-колы, пол давно не подметали. Мечтатель чихнул, прикрыл глаза, сел на пол, на котором был постелен чистый ковер, и тотчас же сгорбился.
- Распрямись. - Вершитель надавил на его плечи, Мечтатель тихо ойкнул и все-таки сел ровно.
Вершитель опустился возле него, смахнул с телевизора толстый слой пыли и, достав изоленту, стал возиться с проводами. Что-то заискрило, и телевизор заработал.
Мечтатель приглядел место поближе, прищурился. Вершитель подсоединял провода, проверял, пашет ли DVD-плеер, достал из сумки аккуратно упакованный в броскую красочную обложку диск.
Квартира была опустевшая, но чистая: ковер, огромная пальма в китайском горшке, на котором каплями лавы проглядывали небрежные мазки хризантемы.
Растение было с глянцевыми, будто отполированными листьями, горшок украшен сосновой шишкой. Комната была обклеена обоями, на которых нарисованы листья бамбука, ровными рядами стояли книги на полках, на плите красным горели цифры - время. На плите стояли горшочки, в которых было запеченное в духовке мясо: лук, морковь, картошка и грибы, кусочки говядины.
Вершитель еще долго возился с плеером, после чего на нем мелькнуло совершенно сбитое время, Вершитель достал диск и позволил плееру его заглотить.
Мечтатель осторожно положил руку на плечи Вершителю и замер перед ожившим экраном.
Это была жизнь.
Музыка.
Один король умирает, на его место приходит другой - в этом смысл Круга жизни.
Все, чего касается свет солнца, наше королевство.
Набил желудок - и пуста голова!
И как же, эта замечательная мелодия, которая будила в Мечтателе танец:
atshe leso
Lea halalela

Uli-buse le lizwe
Izwe lethu
Mhlaba wethu
Uli phathe Kahle
Izwe lethu
Izwe lehtu

Uzo libusa
Le lizwe
Uli buse kahle
Uzo libusa
Le lizwe
Le lizwe

Fatshe leso
Lea halalela

Uli-buse le lizwe
lzwe lethu
Mhlaba wethu
U'zuli qondise
Izwe lethu
Izwe lethu

Fatshe leso
Lea halalela

- Знаешь, дружище, - Мечтатель повернул голову к Вершителю, четко выделился его профиль, обрисованный темнотой и картинкой на экране, - времена сейчас неспокойные. Я бы хотел остаться в Нескучном саду в конце моих времен. Там, где растет большая, древняя липа, в ствол которой врос камень. Знаешь такую?
- Возле белой беседки. - Вершитель нахмурился. - Не говори так. Не говори о своей смерти сейчас.
- Это будет волшебно. Листья лип будут опадать на меня каждую осень, а я буду лежать под ними, спокойный и радостный. Моя Lea Halalela... и запах цветущих лип каждую весну...
- Прекрати. - Вершитель поставил на паузу, повернулся к Мечтателю всем телом. - Прекрати, пожалуйста. Тебе еще рано. И ты же помнишь, Нескучный сад...
- Что? Нет, не помню. Я так, на всякий случай говорю. А насчет мультфильма... Знаешь, главный герой там - герой. Воин. А я, например, самый обычный. И он совершил ошибку всего один раз, почему в мультфильмах так всегда?
- Не дури. Что же ты так, Мечтатель. - Вершитель включил дальше.
...За окном падали снежные хлопья, а они сидели вдвоем и смотрели, перематывая на начало, несколько раз подряд.

Лето, постой

Я решил все же описать. Мне недостает его, несмотря ни на что. Недостает, как старинного друга, который гуляет по парку, вам обоим до последней яблони известному. Ты знаешь, что ничто не заставит его уйти с этого места именно в это время. Что он тебя будет поджидать в определенный день, в вам одним известное время. До тех пор, пока не спилят то дерево, под которым вы обожали встречаться. Я выхватил совсем не все кадры, но многое еще напишу.P.S. Название - отклик на имя, данное Бредбэри второй части "Вина из одуванчиков".
...Мечтатель казался неуклюжим с этим синим портфелем в одной руке, а за спиной были кирпичи двух учебников. Невзирая на торжество современной науки и электроники, составители жили в пыльных библиотеках прошлого, пичкая учебники словарем, делая в них гору опечаток и грамматических ошибок по незнанию. На страницах карандашом - размашистая надпись - "Никогда не бери русские учебники английского!" Словарь. Еще сотня дополнительных страниц. Рисунки...
Сейчас было не так уж и холодно, но все равно он мерз. Он был мерзлявый человек, зябко кутался в куртку уже при первом намеке на минус. Тротуары занесло легкой порошей снега. Проделаем этот путь еще раз? Да, лень дожидаться транспорт. Сегодня тот день, но еще чересчур рано. Никого нет. Сперва будет абрикосовый цвет. Это на пути возникнет больница. Весной ее усеивают хрусткие осенние прошлогодние листья и замечательный газон молодой травы. На траве иногда лежат, а за кованым забором шумит проспект. А ранней весной из комковатой земли торчит пучок солнечных зайчиков - мать-и-мачеха.
На противоположной улице - памятник. Да, по весне тут цветут розовые в свете неоновой рекламы кусты. Он нюхал их, смотрел на них, кружился вокруг в тумане лепестков под ногами.
Идем дальше. Красный. В магазине с цветами можно раздобыть герберы. Сегодня - красные, блеклые розовые и желтые. Мимо снежного, зеленого изумруда лиственничных веток под мостом, увитым девичьим виноградом. Тих и спокоен пруд, а на зеркальной воде кружат две белые глыбы лебедей. Они кажутся нерастаявшим снегом.
У моста каштан. Он такой смешной в клейкой карамельной тьме почек. Но сейчас не весна. Сейчас застывание.
Пустая набережная. На том наносном бережке мы охотились на уток, на мосту чуть не вляпались в краску. А также... как он красив поздним вечером!
Но это все части. А вот клумба с тюльпанами. По ним протопчется кот, пройдут мимо две утки и забредут к контейнеру, смотреть насчет съестного. А на лавочках под дождем вишень можно будет читать.
А это огороженная белым заборчиком Библиотека. Мы тут собирались. Здание возле нее выкрашено в омерзительный розовый. А красивые росчерки берез на прежнем замазаны новой краской. Сколько памяти!
Да по любому косогору пройти - и поймешь, как много здесь осталось шагов. Некоторые, как в той северной сказке, полны кровью. Страдание и печаль, сбивчивый бег. Но и радость тоже. Мягкий черный хлеб и стаи птиц. Синицы и лазоревки. Нахальные гроздья птиц, свешивающиеся с вишневых и сливовых веток, две странные черно-белые утки.
Деревья. Пруд. Многое другое было здесь. Память.
Каждый шаг память.
Сперва ты проходишь по усыпанным заиндевевшей листвой дорогам, потом - мимо таверны, почти "Гарцующего пони". Да, лошадь... Лошадь распряжена. Исчезли и коровы. Впервые за столько лет!
И со светлой, но печальной улыбкой смотришь на время, оглядываешься вслед городу и его природе, и говоришь: "Не прощай. До встречи".